Все грани мира - Страница 7

— Это ты виноват! — вскипел я. (Старичок, который как раз проходил мимо, остановился и удивлённо посмотрел на меня.) — Я сам не соображал, что несу. Я так боялся, что ты заговоришь…

— А сам заговорился, — подытожил кот.

Дед внимательно присмотрелся ко мне и к Леопольду, покачал головой, подошёл и сел рядом.

— Весеннее солнце, — произнёс он, глядя в затянутое тучами небо, — ещё опаснее летнего. Может так припечь…

— Интересно, что они подумали? — отозвался Леопольд, начисто игнорируя присутствие старичка.

— Похоже, они решили, что я всё сочинил. И о том, что Инна твоя хозяйка, и о том, что ты потерялся.

— Но зачем?

— Чтобы выведать её адрес или номер телефона.

— Думаешь, они знают, где она живёт, но тебе не сказали?

— Вполне возможно. С моей-то историей… — И я тяжело вздохнул.

— Так что будем делать? — спросил кот. — Вернёмся?

— И что мы им скажем? — задал я встречный вопрос. — Что ты говорящий? Они же всё равно не поверят!

— Не поверят, это точно, — вмешался дед. — Я тоже не верю. Мне только кажется, что кот разговаривает.

— Когда кажется, креститься надо, — огрызнулся Леопольд. Старичок немедленно последовал его совету и перекрестился. А кот повернул голову, с тревогой посмотрел на меня и спросил: — А вдруг девчонки не скажут Инне, что мы приходили?

— Скажут, не сомневайся, — успокоил я его. — И мой адрес передадут. Если не сегодня, так завтра.

— А если не передадут? — стоял на своём Леопольд.

— Тогда в понедельник мы снова придём.

— В понедельник меня здесь не будет, — категорически заявил дед. — Я весь день просижу дома.

Леопольд залез мне на колени.

— Пошли, Владислав, — сказал он, подозрительно косясь на старичка. — Здесь нам делать нечего.

Я взял его на руки и поднялся.

— Ну что ж, пошли.

— Arrivederci, amico, — ласково проворковал Леопольд, обращаясь к деду. Оказывается, он знал не только язык Цицерона, но и язык Петрарки.

— Пропади ты пропадом, зверь бешеный! — пробормотал старичок, вытирая грязным носовым платком вспотевшую лысину. — Управы на вас нет, душегубы проклятые…

Сделав несколько шагов, я не выдержал и оглянулся. Дед смотрел нам вслед; его взгляд был тусклым и опустошённым…

* * *

Когда на остановке в салон троллейбуса вошёл молодой человек лет двадцати четырёх с сиамским котом на руках, то ни водитель, ни пассажиры даже подумать не могли, что этот день, этот рейс, и, наконец, этот молодой человек с котом впишут немеркнущие строки в книгу их унылой, заполненной будничными проблемами и повседневными хлопотами, жизни.

Впрочем, я и сам не подозревал об этом. Я просто вошёл в переднюю дверь (для пассажиров с детьми, инвалидов и граждан преклонного возраста), как пассажир с котом, и сел на свободное место рядом с другим пассажиром с котом, точнее, как потом выяснилось, с кошкой — прелестной беленькой кошечкой. Я выбрал это место не без умысла. Я надеялся, что Леопольду захочется поболтать с соплеменником, и его не потянет говорить по-человечески.

На протяжении первых двух остановок, так оно и было: Леопольд и беленькая кошечка ласково мурлыкали — наверное, разговаривали, — и тёрлись мордочками. Словом, идиллия.

Идиллия, однако, длилась недолго. Вскоре кот подтянулся к моему лицу, положил передние лапы мне на плечо и прошипел в ухо:

— Купи у этого типа киску — сейчас же! Иначе я заговорю. Громко заговорю. Клянусь.

Я немного отодвинул от себя кота и посмотрел ему в глаза. Взгляд его был полон решимости; я понял, что в случае отказа он не замедлит исполнить свою угрозу. Покорившись судьбе, я повернулся к «этому типу», который оказался невысоким тощим субъектом лет сорока.

— Извините, уважаемый, — робко начал я. — Не могли бы вы… ну, это… продать свою кошку?

Тощий смерил меня хмурым взглядом своих блекло-серых водянистых глаз.

— Не продаётся, — прохрипел он.

Я сокрушенно вздохнул: не умею разговаривать с людьми. Некоммуникабельный я.

Леопольд выразительно мяукнул. Это было последнее предупреждение, и я, с неожиданной наглостью обречённого, вновь обратился к соседу:

— Ещё раз извиняюсь, уважаемый, но всё в этом мире продаётся и покупается, — (боюсь, это глубокомысленное замечание прозвучало в моих устах недостаточно цинично), — даже человеческая жизнь. А коты — тем более.

Тощий уже с некоторым интересом посмотрел на меня. В его глазах зажглись алчные огоньки.

— Эта кошка редкой породы, — и он заломил такую цену, что у меня челюсть отвисла.

А Леопольд в праведном гневе напрочь позабыл о своём обете молчания.

— Ты что, мужик, белены объелся? — громко проговорил он. — Или ты принимаешь нас за идиотов? Думаешь, мы не знаем, откуда у тебя эта кошка? Ошибаешься — знаем! Ты выменял её у алкаша за бутылку сивухи. Владислав, компенсируй ему затраты на пол-литра с учётом НДС и добавь сверху комиссионные за потерю времени и возможный моральный ущерб… ну, скажем, тридцать процентов, — и пусть он катится ко всем чертям.

Тощий окаменел. Лицо его удлинилось, смертельно побледнело, выпученные глаза налились кровью и чуть не вылезли из орбит.

Все разговоры в салоне в одночасье прекратились и повисла напряжённая тишина; слышно было только размеренное гудение двигателя. Водитель тряс головой, как пьяный сатир, и не очень уверенно держал руль, в следствие чего троллейбус бросало из стороны в сторону, как яхту при лёгком бризе.